Всё возвращаться будет извечно –
То, что нетленно иль скоротечно.
Серую пыль истоптав сапогами,
Тысячелетья ходят кругами.
- Otto Dix.

- имя
Фесте – так назвала её мать. Возможно, это от английского fester, что значит гноящаяся ранка, нагноение. Не слишком приятно.
Вторым именем стало Фенфае. Аналогично – это слово очень похоже на слово английское, fen-fire, что переводится как блуждающий огонек.
Сокращений наша героиня не терпела никогда. К кличкам она относилась с некоторым пренебрежением, но против их использования ничего не имела.
Горькая или Горь, Варакушка или Вара – вот те клички, кои она иногда использует как свои имена.
- пол|возраст
Волчица, коей скоро шесть лет исполнится.
- истинное имя
Deceased; усопшая.
- цель
Создание идеального мира.
- принадлежность
Страж, а именно райдер.
- характер
Мы решили проблемы.
Серебристые слезы втекают в вены.
Никуда не сбежать.
Но ведь все хорошо, надо просто молчать.
Все прекрасно, не так ли?
Все у нас хорошо.
На лице моем маска
И еще... и еще...
Слой за слоем лишь маски,
Лица вовсе нет.
Мне давно глаза выжег
Солнца ласковый свет.
- Otto Dix.
Усталость от мира, от жизни, от фальши. Всё это камнем на плечи, пригибая голову к земле, втаптывая гордость в грязь, разминая затекшие пальцы перед погружением в горячую плоть для того, чтобы вырвать сердце. И сожрать. Выпить кровь всех окружающих, ненавидяще уставиться на тех, кто посмеет перейти дорогу. Плюнуть ядом им под ноги, не стараясь точно целиться – бессмысленно.
Еще одна потерянная душа.
Всё слишком утрированно, слишком яркие краски – болят глаза, и крутит желудок. Уже привычка – морщиться болезненно при напоминании о том, что не сделано или сделано, но плохо. Не то, чтобы лень, скорее бунтарское нежелание подчиняться приказам, советам и всяческим призывам «встать на светлую сторону».
Слаба, как та веточка рябины, скованна льдом. Неосторожные дети могут сломать её за считанные секунды. Так же и они – окружающие. Советчики, отзывчивые или не очень. Все они – дети, неосторожные, взбалмошные, нетерпеливые и не понимающие, чего они сами хотят.
Нужно улыбаться, чтоб в живых остаться.
Опять эти маски – их много, как и имен. Сотни, тысячи образов, которые сливаются в один, в другой, в третий... Образуя систему, иллюзию, симбиоз лжи и желания показать всем правду. Но нет, всё вновь переворачивается с ног на голову, разгул чертей, разврата, пошлости и неумения преподносить себя.
Остаются лишь могилы. Молчаливые, уверенные и спокойные. Остаются лишь те, кто может молчать, видеть сквозь маски и нежно улыбаться, цепляясь за её шерсть костлявыми пальцами.
Смерти нет, есть только ветер.
Уподобляясь могильникам, захоронениям, величественным склепам – каменно-спокойно, невозмутимо, с усталой насмешкой и пространственными рассуждениями о смысле жизни и истине.
Люди не знают, копаясь в золе,
Люди стремятся победной картиной
Изобразить то, что сложно понять.
- Otto Dix.
Но это, вновь, иллюзия. Внутри что-то такое, пустое и бесформенное, вечная усталость от смертей и несправедливости. Пустота, часто наполняемая желчью, пустота, жаждущая власти и контроля над своими бесчестными соплеменниками.
Идеальность могил, ровное дыхание и сухие смешки по углам. Скрип когтей о мраморные плиты, отбрасываемые памятниками тени, карканье ворон и глухие мольбы умирающих.
Воплотить это – нереально, ибо смерть невозможно перенести на капризную жизнь, та не захочет мараться. Значит, остается лишь презрение, глубокое раздражение и неудовольствие.
Но нет. Сосредоточенный холод железной дисциплины, иерархия и вера в Абсолют. Отношения с окружающими как «альфа-омега», кто не вписывается в картину – подлежит уничтожению.
Все наши жизни – пыль на дороге,
Чьи-то надежды, чьи-то тревоги.
Мы безразличны чёрту и богу.
Тихо ложится пыль на дорогу.
Чьих-то амбиций заполнит пробелы
Тот, кто не чёрный, тот, кто не белый.
Тот, кто не будет замечен богами –
Серая масса, пыль под ногами.
Эту дорогу осилит идущий,
Тот, кто от слабости стал всемогущий.
Серую массу ногой попирает,
Но все следы его пыль заметает.
Да будет мир праху
Нашему.
- Otto Dix.
- внешность
Голоса из склепов, скрип дверных петель. Гнильца в каждом движении и давно утерянная искренность. Пение ангелов и давящая издевка в карих глазах. Туманы над рекой и пеплом посыпали белый снег. Черные проталины на передних лапах, тонкие линии худобы и длинных лап – не солома, но ломаются. Аристократичная небрежность и хамство постоянного клиента трактира. Пустота внутри, что-то ехидное снаружи. Волны задумчивости, окрашенные в серый, волны агрессии, окрашенные в кроваво-красный. Темным росчерком по губам, обозначая. Что-то бесформенное и склизкое в мыслях. Вязкая жуть понимания, сплошная высота. Шерсть липнет к телу плотно, боясь оторваться? Сухие смешки и беззвучные всхлипы по ночам, сплошная горечь. Бессвязный поток кратких определений и ассоциаций. И всего лишь стоит увидеть…
Силуэт в могильнике. Нет мощи, есть сухость. Нет браслетов и колец, есть желтоватые клыки. Нет шального веселья, есть заключенный в разуме холод. Нет оригинальности, есть пустая, серая банальность.
Блуждающий огонь для всех разный. Кого-то он заведет в топь, кого-то испугает до жути и спровоцирует на бегство, иначе – на спасение.
- биография
Вены крепко сжимает жгут,
Серебристые тени тебя не найдут.
Только тяжко дышать,
Но ведь все хорошо, надо просто молчать.
Так тепло, и уютно,
И друг другу мы рады.
Дружно в ногу шагаем
С песней мы на парады.
Нас слепят, обжигают,
Давят солнца лучи.
Все прекрасно, не так ли?
Улыбайся, молчи.
- Otto Dix.
Сдохшая надежда и её свирепый вой в ушах. Должно быть, она не забудет этого никогда.
Это был день, тот самый, золотой, самый важный и бесценный. Святой день. Её родители и два братца-неудачника прощались с друг другом. Закончилось то, что она так не ценила. Закончилось детство.
Она сидела в стороне, мечтательно улыбаясь, ожидая от будущего только самое приятное, не думая о плохом, но воссоздавая в памяти картины тех молчаливых могил в предутреннем тумане. Её детство было прекрасно, её детство было солнечным и невероятно банальным. Никто никого не убивал, никто никого не прогонял.
Они прощались.
Ветер перемен истрепал, жестоко истончил семейные узы, он рвал эти стальные нити клыками и бил по ним когтями. Они не выдержали – сдались, тоненько и протяжно взвизгнув и отдавая трех молодых волков на растерзание Большому Миру. На растерзание жестокости Бытия.
И вере Абсолюта.
Она всегда верила в это – в Абсолют, который и породил всех живых существ. У него не было имени, облика. Его нельзя было назвать и Богом, его вообще нельзя было описать – Абсолюта описание – уничтожит Мироздание.
Она ушла тогда за своими братьями, навсегда запомнив небольшую полянку и нору в корнях старой ели.
Два года. Два года она была с ними, они держались вместе до тех пор, пока они не нашли себе подруг и не оставили её. Она впервые осталась в полном одиночестве, она впервые осознала, что жизнь за всё это время преподносила не только приятные сюрпризы. Медведи, враждебно настроенные сородичи, голод и холод – все воспоминания, сдерживаемые до поры до времени ею самой, накинулись на неё облаком мошкары, лезли в уши, глаза, в пасть, пытались пробиться через саму плоть внутрь, к сердцу, к мозгу.
Разочарование.
Большой Мир оказался таким же маленьким, как и нора. Девочка росла, её аппетиты росли, желания начинали поражать – глобальностью, самоуверенностью и жестокостью.
Она получала имя за именем, ища что-то неопределенное, то, что могло подарить ей счастье. Никогда не жившая в стае, она боялась толпы, предпочитая находить себе спутников-одиночек, с коими было не так одиноко.
Год, два, три?
Они пролетели незаметно, вот уже подкатывает шестой годок её жизни. За всё это время она опустела – внутри лишь картины прошлого, те самые могилы, та поляна из детства, братья и… Прожитые годы.
Разочарования, надежды и мечты, обиды и предательства.
Она увязла в самой себе, но Абсолют – он за идеальный мир. Так может, начать его создавать?
- связь с вами
скайп shayto-nai
- ключ
ве-ерно.