Солнце припекало. Да так, что примолкли и крикливые серые скворцы, и остальных птиц не слышно, разве что редкую рассеянную трель. В лесу было тихо - если б не ровный усыпляющий гул реющих над водным окошком пчёл и не хитиновый жестяной скрежет стрекоз, совсем показалась бы поляна глухим мертвенным омутом. Покачивались набитые травяные колоски, щекотали длинными усами остьев белое крапчатое брюхо, приминали широкие лапы душистые соцветия клевера, пачкающие жёсткую шерсть сочной зеленью. Приметный дуб-колосс виднелся издалека, а заодно и чуяла кошка мягкий водный запах - холод, озон, влажная прелая древесина.
Разноцветная, всех оттенков умбры, кайма вокруг подсыхающих луж у родника взорвалась фонтаном истомившихся от жажды пестрых мотыльков, заставив рысь отпрянуть и брезгливо распушить усы - докучающих насекомых, мельтешащих перед самым носом, она не выносила. Морща нос, отфыркиваясь и отворачиваясь от назойливых теней, так и норовивших устроиться в густой шкуре и затеряться там в виде следов-листьев от полуденного отдыха, Кё склонилась к воде. Окатило прохладой и подземной сыростью глубинного источника, выходившего на поверхность через толщи подземных пород, явственно отдающего кремнием с неуловимым сладковатым послевкусием. Журчащий ручеёк, бьющий из-под древесных корней, рысь не устраивал, мало тут желающих мочить морду холодными брызгами, а вот лужица-криница, в которую тот стекал, снова уходя под землю, вполне. Широкий язык брезгливо тронул воду раз, другой, а затем кошка блаженно смежила веки, чуя, как смывается с языка кровяной дух, оставшийся после охоты, а заодно что пропало ощущение разогретой докрасна каменной плиты на массивных плечах.
Светило ехидно скалилось янтарной пастью, кокетливо показывая изредка лучистый бок, когда проплывало мимо лёгкое перистое облако, на глаз было чуть позже полудня. Хотя, кто разберёт эту географию небесных светил. Во всяком случае, лесной пастырь успел и изрядно подкрепиться играючи задранным кроликом, сдавшимся почти без боя и накрытом одним длинным прыжком в поросший буреломом овражек, где и засел длинноухий, внешних раздражителей не имелось, над родником стояла туманная радуга водных капель, не дававшая сойти с ума от летней жары. Старой кошке пока что не требовалось большего. Сладко потянувшись, Кё тяжело легла набок, попирая спиной прохладный дубовый остов, лениво прошлась языком по лапам, выпачканным в травяном соке.

Захлестывала дремота. Подсыхали вычищенные шершавым языком лапы - белый мех приобрел изначальный цвет, правда, измарается после быстро, за какой-то один переход, но природная брезгливость брала своё. Прерывисто вздымались бока, время от времени лениво передрагивала шкура, дрожало ухо или хлестал по земле короткий хвост, отгоняя несносных насекомых, норовивших уютно устроиться в густой шерсти или поживиться болезненным укусом. Обычный благостный полдень, когда кошачья натура берет верх над нежеланием проводить сутки в крепких объятиях Морфея и волей-неволей закрываются глаза, увлекая в поверхностное забытье.
Погода стояла безветренная, жарко дышало марево застоявшегося воздуха, даже собиралось дымчатым редким туманом над разогретой землёй. Тут впору позавидовать обладателям короткой бархатной шкурки, что не держит тепло как жёсткий остистый подшерсток рыси, практически не менявшей зимнюю шубу на летнюю. Погода стояла безветренная, потому росчерк пернатого жилистого тела, донесший слабые отголоски встречного рассекаемого птицей потока, заставил ленно приподнять веки, устремляя взгляд чуть дальше родниковой криницы, где находился источник мягкого шелеста и невесомого шуршанья перьев. Сокол был красивым - занятно пёстрым, тонко и ладно сложенным, изящным даже вне родной стихии, а выбивающийся из-под длинных маховых пушок хотелось осторожно, мягкой лапой со втянутыми когтями, потрогать. Не со зла, а так. Уж слишком неправдоподобным существом казалась пернатая. Кё заинтересованно дёрнула кончиком увенчанного чёрной кисточкой уха, приподняла подбородок на дюйм, чтоб удобней было разглядывать дерзновенно спустившуюся с небес в самые лапы хищника птицу. Та даже пахла интересно, не как обычная дичь вроде попавшихся во время тока глухарей или бестолковых куропаток, вспархивающих порой в полях прямо из-под носа, - от пришелицы шёл едва уловимый аромат застарелой крови, леса и ещё чего-то, что рысь не могла разобрать. Может, дивное неведомое амбре воздушных течений? Разбираться не хотелось.
Видимо, сей трепещущий небесный фрегат снизошел до дел земных не для того, чтобы поживиться мелким пушным зверем или утолить жажду, иначе бы обошла хищника стороной, не став пытать счастья в противостоянии с лютым противником, что по зубам не каждому волку, не то что хрупкой птахе. И то верно - смерила внимательным чутким взглядом тёмных глаз, застыла, разглядывая вытянувшуюся вдоль выщербленного дубового бока кошку и задала вопрос, которого та не ожидала услышать. Чужие ухищрения в попытке не дать жизни пройти по единому предопределенному сценарию лесного пастыря волновали мало. Пожалуй даже - меньше всего, какое ей дело до тех, кто не ведает что творит и не собирается вникать в первопричины и мотивы происходящего, предпочитая следовать давно заученному тексту третьесортной роли?
- Ну подумай сама, пернатый мой друг, зачем мне - Грааль? - насмешливо мурлыкнула старая кошка, снова укладывая тяжёлую голову на лапы. Неторопливо, чтоб не спугнуть ненароком пташку. Тяжесть в животе и исходящий от сокола запах не добычи, а хищника, напрочь отбивал любое желание рассматривать пришелицу как потенциальный завтрак. Или ужин. Хотя жилистого мяса в утлом тельце на один зуб, смысл-то силы растрачивать..
- У нас другие Игры. И, на мой вкус, куда интересней. Во всяком случае, они не затрагивают шкурных интересов, и в шаблонности их обвинить сложно.

Вымоченные в родниковой льдистой прохладе губы высохли, оставив неприятную песчаную сухость, стягивающую кожу. Кё ленно облизнулась, показав кончик розоватого языка и порядком сточенные клыки - всё ускоряющая ход и стремительно приближающаяся старость рысь не пугала, скорее уж учила смирению и непротивлению злу. Это пусть юные неоперившиеся ещё толком души радеют за торжество справедливости, рвут жилы за Идею, за Цель.. за Грааль в конце концов. А ей, пожалуйста, оставьте возможность остаться наедине с неторопливым течением будней, собственными мыслями и дайте изредка потешить себя вязью сладкоголосия иного собеседника из тех, кого интересует собственное будущее и кто пришёл к Иерофанту не просто так, а спросить совета или просить поймать собственный взгляд, уцепить дрожащий верткий зрачок и кануть в омут чужой судьбы с головой. Как безразлична не была бы волчья судьба и судьба сторонних наблюдателей за бестолковой - что котята неразумные возятся, не видя дальше собственного носа! - эпопеей-исканием большой кошке, чувствовать себя пастырем среди слепых было лестно. Да и можно себе позволить немного самолюбования напоследок, в её-то возрасте.
У пятнистой выпорошенной молочной белизной макушки завозился, пытаясь усесться, мохнатый слепень - то ли уцепить за шкуру, то ли так, передохнуть. Рысь, острожничая, отрывисто, дёрнула ухом. Заинтересованность сокола в волчьей безделице была занятной, оставалось только определиться и выбрать между двумя подходящими теориями: имеет с результата личную выгоду, радея за кого-то из родных по духу псов, или настолько азартна, что не может сдержать обуревающих чувств? А может, задета за живое подлой душонкой мироздания, что не уделило ей, покорителю воздушных течений, должной забавы сродни поиску легенды, уже давно набившей оскомину, зато придававшей размеренному течению времени хоть какой-то смысл? Чужая душа - потёмки. Самой старой кошке хватало и иного дара небес, который и заставил в смеси лёгкого удивления и уверенности того, кто знает всё наперёд, басовито протянуть в ответ:
- Понимаю, что не сможешь, но - поверь на слово: ни один безумец не тронет этот грешный мирок. Может и попытается, однако, всё останется по-прежнему, боги не так глупы, чтобы обнажать собственную спину для укусов непослушных псов. Я знаю это наперед.
Конечно знает, иначе - мало было бы охочих лгать каждому встречному, рысь могла что-то умолчать, но на открытом лукавстве лежало табу. Она действительно не видела в чужих судьбах ни одного отголоска грядущих катастроф.
- Хотя, к счастью ли это - не нам судить, птенчик, - снисходительно прищурилась, чуть растянув уголки губ и наблюдая за тем, как сокол делает ещё шаг навстречу, укрываясь в тени. Для неё, месившей твердь земную уже столько лет, птица и правда казалась нерадивым детенышем, как и все те, кто ещё бунтовал против суммы нелепиц, на которых выстроена жизнь, вместо того, чтобы искать ответ на вопрос "как их обойти?". Расшалившиеся дети, за которыми глаз да глаз.