Лэ-Рей никогда не любил ельники, но сейчас, в этот раз, что-то влекло его именно сюда, в это место. Тянуло, будто бы дергало за ниточку, плотно привязанную к животу, и потому брюхо отзывалось спазмами и нервным бульканьем.
Весна. Все расцветает. Для многих это пора уныния, потому что они не могут расцвести вместе с этой весной. Они завидуют, ноют, жалуются…  Кидаются, в приступах агрессии. Или же опускают глаза, прячутся, закрываются, избегая попадания солнечного света, будто бы он может вызывать страшные ожоги на изнеженной холодом коже…
Но не Рей. Весна была для него тем временем, когда он мог дышать полной грудью. Когда весь мир отдавал ему честь, поддерживал, аккуратно подставлял мягкие лапы, ловил при падениях, оберегал от расстройств. Именно весной Рей знал, что все не зря. Нет, он и в остальные времена года прекрасно понимал, что все, что он делает, к чему стремиться – все это не зря, далеко не зря. Но именно весной у него никогда не возникало сомнений. О да, это чувство, сомнения, пожирающее иногда долгими ночами, приходящее вместе с вечером, оно не оставляло его до самого утра. А утром приходило облегчение.
Всегда, но только не весной.
Рей шел, чуть наклонив голову, чуть приподняв хвост, образуя одну прямую серую линию вместе с хребтом, который выпирал из шкуры, но был успешно скрываем  длинной, светло-серой шерстью.
Каждой весной у него просыпалось странное беспокойство. Это не было знакомое сомнение, это было именно беспокойство. Когда стихия упрямо ломится на стихию, когда хочется с диким воем гонять по лесу, ломать кусты и ветки, вырывать траву с корнем, вылезать из шкуры. Это не было то беспокойство, которое большинство созданий привыкло считать половым влечением, у его чувств был совершенно иной характер.
Каждой весной он все четче и четче чувствовал, как натягивается та ниточка, привязанная к его животу.  Как начинает её что-то беспокоить, как она дребезжит, живет, куда-то тянет за собой. Это было страшное и сладкое чувство одновременно.
Лэ-Рей еще не видел никого, но он чувствовал два запаха. Оба волчьи. Напрягся, насторожился.
Вперед, вперед…
Он увидел двоих почти одновременно. Одна сидела, не скрываясь, понурив голову. Вторая же чуть поодаль, будто бы не навязываясь, пристроилась за елью. Как будто скрывалась, но явно не собиралась это делать со всей серьезностью.
Беспокойство усилилось. Нитка дребезжала, Рей практически даже физически видел, как она натянута, практически слышал, как звенит от напряжения.
- Я… – он не знал что сказать, и кому. Ведь толком еще не понял, к кому из этих двоих привела его эта нить.
Так и замер. Выжидая. Напряженно принюхиваясь к волчицам и прислушиваясь к своим ощущениям.

Офф: Пока нет. Но возможно да.

Ты усмехнёшься на слова волчицы. Не будет она кланяться, надо будет и в лапки упадёт. Может не тебе, но когда-нибудь упадёт. Когда-нибудь она осечётся, как и ты, как и все. Это закон природы, как никак рано или поздно она умрёт. И вряд ли от старости, скорее всего в бою, да и что в этом плохого, это ведь и есть достойная смерть для волка. Хотя если он умер от старости это то же не плохо, ведь значит никто не смог победить его в бою, пусть их да же было не много.
Ты привстанешь с холодной земли. Ты была явно несколько больше незнакомки, но не намного. Ты встречала волков и вовсе больше походящих на волчат, не смотря на их не малый возраст. Ты наклонишь голову на бок, когда придёт ещё один волк. То же не маленький. Хотя и не напомнил он стража, не тот взгляд, не тот, а вот у волчицы тот самый взгляд воина, а не руководителя процессом, взгляд участника боя, я не щита, что принимает на себя все удары и раздаёт приказы.
На миг тебе показалось, что между ними есть... нить что ли, но не стала ты заморачивать свою голову этим, да же не придала значения, не обратила внимания, будто это ветер подул, а что на ветер внимания обращать? Дует себе и дует, никого не трогает никому не мешает.
Ты кинешь взгляд на самца. Нет, он не привлекал тебя. Агнец - не твой типаж. Ты любила стражей, что атакуют, а не защищаются. Ты вообще была убежденна, что страж чисто мужское призвание, в то же время, как агнец женское, но вместе с тем, ты не хотела быть агнецом. Ты любила бои и считала, что это самый смак жизни, самое оно. Ты любила запах крови, любила как под клыками хрустит и рвётся плоть соперника, любила эту недолгую боль, что причиняли клыки врага.
Ты сонно зевнёшь, проявляя своё безразличие к словам незнакомки, да и к "я..." незнакомца. Ты лишь "повесила" уши и облизнулась. Губы ещё хранили привкус добычи, сладкий и будоражащий привкус, на долго остающийся на губах, как улика преступления, как памятка, мол помни, убил и съел, потом зачтётся.