Разминая мышцы, самец непоседливо переминался с лапы на лапу, оставляя на прибрежном песке целую россыпь глубоких когтистых "ладошек", словно и не волк прошёлся по косе, а прогарцевала целая стая хищных черношкурых слейпниров, оставляя соответствующее количество следов. Тянуло пробежаться, вытянув в струну тяжёлое трёхпудовое тело и прижав уши, высоко вскидывая голову - уберегая глаза от колючих остьев-колосков, вымахавших в подлеске до самой седой морды... Дрёму сдуло прохладным ветром и унесло вниз по течению - туда, куда как раз собиралась, неспешно выбрасывая грозовые щупальца, тёмная туча, уже накрывшая горизонт и стремительно приближающаяся к облюбованному парой месту. На время подзабыв о прочем, страж вскинул нос, втягивая прохладный воздух, отдающий уже не столько речной влагой, сколько мягкой прелостью озона. Вот ведь незадача - найти более-менее подходящее убежище для двух взрослых зверей не так уж просто, а лишняя сырость агнцу на пользу не пойдёт: подцепит, обессиленная, дурную хворь, а потом носись с ней.
Из раздумий вывел ответ, окончательно стряхнувший с чёрного тёплую утреннюю благодушность, с которой тот разлепил глаза несколько минут назад. Что там говорить, юное серое существо, свившееся сейчас у его лап в тугой клубок, умело добавить пресловутую каплю дёгтя в любое, к чему притрагивалось. "Вот же язва!" Ещё один взгляд мельком на споро темнеющую над лесом небесную сферу, уже более внимательный, с явным раздражением в жёлтых глазах, на агнца, а губы, показывая чуть больше зубов, чем следовало бы, уже складываются для ответа:
- Чую, мне проще будет зарезать молодого барашка, даже не нужно за ним далеко идти, - огрызнулся Шэт, явно намекая на собственную овечку. И, даже спиной выражая озлобленное недовольство, порысил прочь. Прочь от шума кипящих брызгами речных порогов, прочь от бурых на сером следов давешнего боя, прочь, наконец, от того дурного щенка, что был приставлен к нему слепой троицей мойр-ткачих. Наверняка ведь не просто так, но за какие прегрешения могло выпасть такое наказание?